Парадокс, конечно: на свете есть крайне мало людей, которые на полном серьезе мечтали бы оказаться на месте героя рассказа «Дагон», побыть в роли Чарльза Декстера Варда или услышать настоящий зов Ктулху в Холмах Безумия. При этом, если судить по непроходящему интересу к творчеству Говарда Филиппа Лавкрафта, многочисленные почитатели его таланта готовы раз за разом переживать погружение во все эти и многие другие кошмарные роли и события с помощью книг, вновь и вновь ощущая, как незаметно подкрадывается сзади неописуемый ужас, как шевелятся волосы, как бегут по спине мурашки. Мир вокруг порой слишком страшный и непостижимый, может быть, удовольствие от испуга можно считать защитной реакцией организма, старающегося минимизировать стресс от столкновения с непознанным и жутким? Или всё это проще  списать на гениальность американского писателя, не только обладавшего даром/проклятием «видеть», но и охотно демонстрировавшего «увиденное» читателям, до которых его рассказы и повести добрались уже только после его смерти?

Зато до комиксов истории Лавкрафта добрались легко и без проблем, можно вспомнить и сборник «Ужас Данвича», и несколько томов манги Го Танабэ, и это только из того, что выходило на русском. Но вот сценарист Алекс Николаевич и группа аргентинских художников, известных как Джервасио-Эйон-Ли, взялись не за пересказ очередной страшилки из богатого творческого наследия, а за биографию самого писателя. Причём подошли к этому делу со всем уважением к персоне писателя и к его личной жизни, избежав вечно популярного жёлтого формата «скандалы, интриги, расследования» и не обращая внимания на разные слухи, охотно прилипавшие к затворнику из Провиденса спустя многие годы. Николаевича, штудировавшего письма, воспоминания, дневниковые записи и книги Лавкрафта, очевидно интересовало другое, он хотел описать личность человека, его жизненные сложности, круг общения и, главное, источники «тёмного» вдохновения. Поскольку жизнь так вообще устроена, что выдуманные произведения большинства писателей (бывают, конечно, ярчайшие исключения, но редко и не о них речь) гораздо интереснее их реальных биографий, «Пишущего в ночи» сложно назвать захватывающим, полным неожиданных поворотов и невероятных приключений комиксом. В четырех главах, названных в честь ставших культовых работ мастера и охвативших период с 1925-й по 1937-й годы мы следим за неторопливой жизнью талантливого мечтателя, проблемы которого, в общем-то, просты и понятны: человек из провинции, Говард не любит большой город, он женат, но не живёт с женой (предпочитая брак по переписке и руководствуясь странным желанием, чтобы не он содержал Соню, а она его, как это было в Нью-Йорке), много общается с друзьями (среди которых Гарри Гудини, Роберт Говард и Роберт Блох, чья слава также надолго их пережила), шлёт свои рассказы в журналы и газеты, получая раз за разом отказы, зарабатывает себе на скромный быт редакторской деятельностью, доводя до ума сочинения способных позволить себе оплатить публикацию графоманов.

Вот как бы и всё, если брать только биографическую, внешнюю сторону. Впрочем, никто не отрицает тихого очарования такого жанра, как «slice of life», верно? К тому же, погружаясь в описываемые события, Николаевич акцентируется на противоречивом характере своего подопечного: из песни не выкинешь слов, а воспоминания о Говарде не очистишь от проявлений расизма (но его можно списать на менталитет типичного южанина), восторженных реплик в адрес нарождающегося в Европе фашизма (с позиции современности это выглядит слишком дико, но не стоит забывать, что эти реплики звучали в начале тридцатых годов прошлого века, когда ещё до Второй Мировой, Холокоста и концентрационных лагерей смерти оставалось около десятилетия, да и сам Лавкрафт всего этого не застал) и отторжения религии, хотя вряд ли этот пункт стоит записывать в заблуждения. Двойственность писателя выражалась и в мелочах и причудах – так, в одной из глав от признается в фанатичной любви к мороженому, разбираясь вол множестве его сортов, а потом ведёт своих приятелей на кладбище ночью, отвечая на вопрос о том, где он черпает свое вдохновение. Само собой, это вызывает некие аналогии между «холодным» и «мёртвым». Истоками вдохновения, помимо безусловно оказавших сильное влияние творений Аллана По, также стоит считать любимые им астрономию и археологию, а также безумие его родителей, встретивших смерть в одной и той же клинике для душевнобольных; безумие, которое он наверняка примерял на себя, пытаясь понять, не оно ли диктует ему проклятые имена позабытых и злобных богов. Интересен комикс мелочами – к примеру, Лавкрафт просит своего собеседника не заказывать в ресторане морепродукты, которые Говард, мягко говоря, не переваривает. Не из этой ли ненависти к склизким, непонятным существам выросла персона Ктулху, как из детской фантазии родилась фигура безумного араба, сочинившего «Некрономикон»? В эти моменты «Пишущий в ночи» подыгрывает фанатам писателя, как и тогда, когда сминает границы обыденной реальности и уносится в его воображение, где за строками из книг в сюрреалистических лабиринтах прячутся монстры, миры Древних, темные и страшные места, сходящие с ума персонажи, не выдержавшие столкновения с хтоническими силами.

Простая жизнь, болезненная смерть и игры разума, создавшие целые миры – комикс как-бы между строк говорит, что важно не только то, как человек жил, но и то, что он после себя оставил. В этом плане мало везучему по жизни Лавкрафту как раз повезло. Книга о нём, к примеру, со всех сторон украшена отзывами всемирно известных писателей («почти прямого наследника» Стивена Кинга, Мишеля Уэльбека, Питера Страуба и Жана Кокто), с восторгом говорящих о роли Лавкрафта в мировой литературе. Личность которого, хочется верить, была именно такой, как её описали и показали в этой комикс-биографии. Николаевич и команда избавили жизнь творца от мистики, слухов и поздних наслоений, утверждавших Лавкрафта в роли мага, провидца или безумца. Рисунок аргентинских художников не слишком сложен, но в целом неплох, работая над внешностью героя, они наверняка отталкивались от его знаменитой и приведенной здесь же фотографии, на которой вытянутое лицо Говарда и его взгляд вызывают всё же легкое ощущение «инаковости». Очень достойно выглядит работа колориста, цвета простые, но яркие, они работают на создание определённой атмосферы момента, будь то глубокие и холодные пещеры Шенандоа, давящий на героя мрачный Нью-Йорк, способный дать фору любому чудовищу из бездны, или солнечный американский юг с его колониальным стилем. А вот с текстовыми пузырями иногда творится что-то неладное, их «хвостики» периодически в первой главе залезают на лица говорящих. «Пишущий в ночи» издан в твёрдом переплёте, здесь 112 страниц. Есть предисловие писателя и сценариста Давида Камю, примечания автора, рассказывающего о появляющихся в комиксе писателях и друзьях Говарда, и примечания переводчика, кстати, очень подробные и интересные. Тираж 3000 экземпляров. Крайне неплохая биография, надо заметить.

www.fanzon-portal.ru